КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУД РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 31 октября 2024 года № 49-П
По делу о проверке конституционности статей 195 и 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с запросом Краснодарского краевого суда
Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей А.Ю.Бушева, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, С.Д.Князева, А.Н.Кокотова, Л.О.Красавчиковой, М.Б.Лобова, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, В.А.Сивицкого, с участием представителя Краснодарского краевого суда - судьи Краснодарского краевого суда Д.В.Внукова, полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации Ю.А.Петрова, представителя Совета Федерации - председателя Комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству А.А.Клишаса, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации А.В.Коновалова, руководствуясь статьей 125 (пункт "б" части 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3_1 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 101, 102 и 104 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности статей 195 и 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 ГК Российской Федерации.
Поводом к рассмотрению дела явился запрос Краснодарского краевого суда. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителем законоположения.
Заслушав сообщение судьи-докладчика В.А.Сивицкого, объяснения представителей сторон и выступления приглашенных в заседание представителей: от Верховного Суда Российской Федерации - А.Н.Марьина и Л.М.Пчелинцевой, от Генерального прокурора Российской Федерации - С.А.Бочкарева, от Министерства юстиции Российской Федерации - А.В.Таманцевой, от Российского союза промышленников и предпринимателей - А.В.Варварина, от федерального государственного бюджетного научного учреждения "Исследовательский центр частного права имени С.С.Алексеева при Президенте Российской Федерации", подготовившего заключение по делу, - Л.Ю.Михеевой, от федерального государственного научно-исследовательского учреждения "Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации", подготовившего заключение по делу, - С.А.Синицына, от федерального государственного бюджетного учреждения науки Института государства и права Российской академии наук, подготовившего заключение по делу, - А.И.Александрова, оглашенные в зале заседания позиции полномочного представителя Правительства Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.Ю.Барщевского и Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации Т.Н.Москальковой, а также выступления направивших в Конституционный Суд Российской Федерации позиции по рассматриваемому вопросу С.Л.Савельева и Д.А.Мальбина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации
установил:
1. В запросе Краснодарского краевого суда оспаривается конституционность следующих положений Гражданского кодекса Российской Федерации:
статьи 195, определяющей, что исковой давностью признается срок для защиты права по иску лица, право которого нарушено;
статьи 196, согласно которой общий срок исковой давности составляет три года со дня, определяемого в соответствии со статьей 200 данного Кодекса; срок исковой давности не может превышать десять лет со дня нарушения права, для защиты которого этот срок установлен, за исключением случаев, установленных Федеральным законом от 6 марта 2006 года № 35-ФЗ "О противодействии терроризму";
пункта 1 статьи 197, предусматривающего, что для отдельных видов требований законом могут устанавливаться специальные сроки исковой давности, сокращенные или более длительные по сравнению с общим сроком;
пункта 1 статьи 200, закрепляющего, что, если законом не установлено иное, течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права;
абзаца второго пункта 2 той же статьи о том, что по обязательствам, срок исполнения которых не определен или определен моментом востребования, срок исковой давности начинает течь со дня предъявления кредитором требования об исполнении обязательства, а если должнику предоставляется срок для исполнения такого требования, исчисление срока исковой давности начинается по окончании срока, предоставляемого для исполнения такого требования; при этом срок исковой давности во всяком случае не может превышать десять лет со дня возникновения обязательства;
абзаца второго статьи 208, устанавливающего, что исковая давность не распространяется на требования о защите личных неимущественных прав и других нематериальных благ, кроме случаев, предусмотренных законом.
1.1. На рассмотрении судебной коллегии по гражданским делам Краснодарского краевого суда по апелляционным жалобам ряда ответчиков находится гражданское дело по исковому заявлению заместителя Генерального прокурора Российской Федерации к гражданину К., а также к иным гражданам как действующим согласованно с К. или по его указанию с целью сокрытия, легализации и приумножения полученного коррупционным путем имущества и к юридическим лицам как имеющим доли в уставных капиталах иных юридических лиц либо акции иных юридических лиц, конечными владельцами которых являются соответствующие граждане, об обращении в доход Российской Федерации имущества, полученного в нарушение законодательства о противодействии коррупции. Юридическим основанием заявленных требований послужили положения статьи 169 и подпункта 8 пункта 2 статьи 235 ГК Российской Федерации в их взаимосвязи со статьями 3, 13 и 14 Федерального закона от 25 декабря 2008 года № 273-ФЗ "О противодействии коррупции".
Решением Каневского районного суда Краснодарского края от 9 февраля 2024 года установлено, что К. с 2001 года по 2002 год являлся федеральным инспектором аппарата полномочного представителя Президента Российской Федерации в Южном федеральном округе, а с 2002 года по 2004 год занимал в этом же аппарате должность главного советника управления по работе с органами власти субъектов Российской Федерации и органами местного самоуправления. Вопреки запретам и ограничениям, установленным законодательством, он занимался предпринимательской деятельностью, с использованием своего должностного положения получал информацию о предприятиях, их дорогостоящих имущественных комплексах и занятом ими земельном фонде, вмешивался в их деятельность, в том числе завладевал долями в уставных капиталах хозяйственных обществ и акциями таковых (нередко в размере 100 процентов), и, действуя через доверенных и подставных лиц (номинальных владельцев имущества), скрытно владел и осуществлял управление ими. К. использовал свое должностное положение в пользу соответствующих хозяйственных обществ, вкладывал, в том числе после ухода с государственной службы, доходы от полученных коррупционным способом активов в приобретение новых активов на территории ряда субъектов Российской Федерации. Впоследствии из этих обществ была сформирована группа компаний, участие в которой он после оставления службы легализовал. Также установлено участие К. в период пребывания его в должности государственной службы в реализации с помощью доверенных лиц активов федерального государственного унитарного предприятия (оборонного предприятия), находившегося в процедуре банкротства, и последующее направление полученной прибыли для нужд собственной предпринимательской деятельности.
В результате рассмотрения дела исковые требования заместителя Генерального прокурора Российской Федерации удовлетворены, в доход Российской Федерации обращены акции и доли в уставных капиталах 22 хозяйственных обществ общей стоимостью свыше 9 млрд руб.
Судом первой инстанции отклонены доводы ответчиков о том, что срок исковой давности по соответствующим требованиям должен исчисляться с момента, когда Российская Федерация в лице уполномоченных органов узнала или должна была узнать о нарушении своего права, т.е. с даты регистрации в ЕГРЮЛ долей участия ответчиков в хозяйственных обществах, а также зачисления на их лицевые счета спорных ценных бумаг, а десятилетний срок исковой давности, предусмотренный пунктом 2 статьи 196 ГК Российской Федерации, к моменту рассмотрения дела истек. Суд указал, что институт исковой давности неприменим, поскольку объектом защиты в такого рода спорах выступает не чье-либо субъективное право, а интересы всего общества и государства. Как отмечено в решении суда, применение сроков исковой давности к антикоррупционным искам не соответствует требованиям законности и справедливости, способствует нахождению в гражданском обороте незаконно полученного (приобретенного) имущества, его легализации, сокрытию от контролирующих органов и в итоге - поощрению коррупционного поведения и противоправному обогащению, что несовместимо с принципами существования и деятельности правового государства.
Не согласившись с решением суда первой инстанции, ответчики обратились в Краснодарский краевой суд с апелляционными жалобами, в которых ссылаются, в частности, на пропуск прокурором срока исковой давности. Судебная коллегия по гражданским делам Краснодарского краевого суда, рассматривающая эти жалобы, приостановила производство по делу и обратилась с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации.
В запросе отмечается, что в судебной практике по вопросу о применимости исковой давности к искам прокуроров об обращении в доход Российской Федерации имущества, полученного вследствие нарушения лицом требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции (далее также - антикоррупционные иски), сформированы взаимоисключающие подходы. В некоторых случаях суды отдавали приоритет частным интересам и целям стабильности гражданского оборота, допуская применение исковой давности, тогда как в других делах, напротив, исходили из приоритета публичных интересов и целей противодействия коррупции, в связи с чем делали вывод о неприменимости исковой давности к антикоррупционным искам. В запросе приводятся примеры дел, в которых применены названные подходы, причем подчеркивается, что конфликт правовых подходов не обусловлен различными фактическими обстоятельствами этих дел.
Заявитель указывает, что такая практика ставит граждан в неравное положение, позволяя отдельным лицам избежать ответственности за деяния коррупционной направленности, а также препятствует правильному разрешению споров ввиду порождаемой ею неопределенности в вопросе о применимости исковой давности к антикоррупционным искам. При этом заявитель также отмечает, что применение сроков исковой давности в такого рода делах придаст злоупотреблениям коррупционеров смысл и перспективу, будет поощрять противоправную деятельность лиц и более тщательное сокрытие ими неправомерно нажитого имущества, предоставит замешанным в коррупции лицам необоснованные преимущества, что подрывало бы надлежащее функционирование рыночной экономики, веру граждан в законность, добро и справедливость в государстве.
Соответственно, Краснодарский краевой суд просит проверить статьи 195 и 196, пункт 1 статьи 197, пункт 1 и абзац второй пункта 2 статьи 200, абзац второй статьи 208 ГК Российской Федерации на соответствие статьям 1 (часть 1), 6 (часть 2), 15 (часть 1), 18, 19 (части 1 и 2), 35 (части 1 и 3), 45 (часть 1), 46 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации в той мере, в какой они с учетом принципов противодействия коррупции, установленных статьей 3 Федерального закона "О противодействии коррупции", в системе действующего правового регулирования по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, создают неопределенность в вопросе о применимости исковой давности к антикоррупционным искам.
1.2. Препятствием для рассмотрения данного дела не является то обстоятельство, что в Определении от 19 декабря 2019 года № 3559-О, а затем в Постановлении от 4 июля 2022 года № 27-П (при исключении вопроса об исковой давности из предмета рассмотрения) Конституционный Суд Российской Федерации не отрицал применимость исковой давности к отношениям, урегулированным Федеральным законом от 3 декабря 2012 года № 230-ФЗ "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам". В жалобах, по которым приняты названные решения, заявителями перед Конституционным Судом Российской Федерации ставился, по сути, вопрос не о соответствии Конституции Российской Федерации самой возможности или невозможности применения института исковой давности к обозначенным правоотношениям, а о правильности исчисления срока исковой давности в их конкретных делах, в которых момент начала течения этого срока был увязан судами с выявлением органами прокуратуры фактов, указывающих на приобретение имущества в отсутствие законных доходов, позволяющих осуществить его приобретение. Разрешение такого вопроса, как было отмечено в названных решениях, не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, определенную статьей 125 Конституции Российской Федерации и статьей 3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации".
Конституционный Суд Российской Федерации, рассматривая дело в порядке конкретного нормоконтроля, должен определить предмет рассмотрения с учетом особенностей содержания правоотношений в конкретном деле, в связи с состоявшимся или предстоящим применением в котором оспариваются нормативные положения, имея в виду, однако, и судебную практику по аналогичным делам.
В деле, находящемся в производстве Краснодарского краевого суда, решается вопрос об обращении в доход Российской Федерации имущества, полученного вследствие нарушения требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции, в том числе имущества, в которое первоначально приобретенное в результате совершения указанных нарушений имущество (доходы от этого имущества) было частично или полностью превращено или преобразовано (далее также - производное имущество). Именно это обстоятельство, а не иные основания изъятия имущества из частной собственности в публичную (как, например, неправомерное выбытие имущества из федеральной собственности в результате нарушения порядка приватизации), лежит в основе исковых требований прокурора, базирующихся на представленных им доказательствах совершения конкретным лицом в период занятия должности, на которую распространяются антикоррупционные требования и запреты, их нарушения, в результате чего им было получено имущество, об обращении которого, в том числе производного имущества, в доход Российской Федерации заявлено требование. Поэтому и предмет рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации в рамках настоящего дела ограничивается этим контекстом применения оспариваемых норм.
В запросе Краснодарского краевого суда ставится вопрос о проверке конституционности не всего правового комплекса, регламентирующего выявление прокурорами нарушения лицом в период занятия им соответствующей должности требований и запретов, направленных на предотвращение коррупции, и приобретения вследствие этого имущества, в том числе производного имущества, а также регулирующего предъявление и обоснование исковых требований об обращении в доход Российской Федерации указанного имущества, а только тех нормативных положений, которые касаются применимости в этом случае института исковой давности. Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в обращении; однако рассмотрение дела во всяком случае осуществляется с учетом места оспариваемых положений в системе правового регулирования (части вторая и третья статьи 74 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации"), т.е. с учетом их нормативной связи с иными элементами соответствующего правового комплекса.
Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются взаимосвязанные статьи 195, 196, пункт 1 статьи 197, пункт 1 и абзац второй пункта 2 статьи 200, абзац второй статьи 208 ГК Российской Федерации в той мере, в какой на их основании в системе действующего правового регулирования решается вопрос о возможности распространения установленных ими положений об исковой давности (в том числе об общих трехлетнем и десятилетнем сроках исковой давности и правилах их течения) на содержащиеся в исковых заявлениях Генерального прокурора Российской Федерации или подчиненных ему прокуроров требования об обращении в доход Российской Федерации имущества как приобретенного лицом, замещающим (занимающим) или замещавшим (занимавшим) должность, на которую распространяются требования и запреты, направленные на предотвращение коррупции, вследствие их нарушения, в том числе имущества, в которое первоначально приобретенное в результате совершения указанных нарушений имущество (доходы от этого имущества) было частично или полностью превращено или преобразовано.
2. Многоаспектность негативного воздействия коррупции на жизнь общества и государства позволяет отнести ее к числу особенно опасных социальных явлений. Наиболее тяжелым последствием и самим существом коррупции является нарушение принципов справедливости и равенства (правового эквивалента). Она оказывает разрушительное, угнетающее воздействие на сферу реализации публичной власти, расшатывает ее легитимность, способна подорвать веру граждан в законность, добро и справедливость, является существенным препятствием для правового, демократического и социально-экономического развития страны. Это тем более актуально для Российской Федерации, социально-экономическая, политическая и правовая системы которой прошли с начала девяностых годов прошлого века сложнейший период трансформации.
В силу Конституции Российской Федерации Россия как правовое демократическое государство обязана принимать для противодействия коррупции достаточные и эффективные правовые меры, включая направленные на предупреждение незаконного обогащения лиц, осуществляющих публичные функции (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 29 ноября 2016 года № 26-П и от 9 января 2019 года № 1-П). Принятие эффективных мер по противодействию коррупции является одним из важнейших условий обеспечения конституционной законности, правового равенства, взаимного доверия государства и общества (статья 15, часть 2; статья 19, часть 1; статья 75_1 Конституции Российской Федерации).
Необходимость принятия таких мер вытекает и из требований Конвенции ООН против коррупции (принята 31 октября 2003 года Резолюцией 58/4 Генеральной Ассамблеи ООН), согласно которой предупреждение и искоренение коррупции - это обязанность всех государств, поскольку коррупцией порождаются проблемы и угрозы для стабильности и безопасности общества, что подрывает демократические институты и ценности, этические ценности и справедливость и наносит ущерб устойчивому развитию и правопорядку. Незаконное приобретение личного состояния может нанести ущерб демократическим институтам, национальной экономике и правопорядку, а потому для эффективного предупреждения коррупции и борьбы с ней необходим всеобъемлющий и многодисциплинарный подход (преамбула).
2.1. Принятие действенных мер по борьбе с коррупцией подразумевает установление определенных требований и запретов (ограничений) для лиц, должности которых связаны с повышенным коррупционным риском, а также создание специальных механизмов контроля в отношении них, их доходов и приобретаемого ими имущества. Не вступает в противоречие с Конституцией Российской Федерации и распространение ряда обусловленных замещением (занятием) соответствующей должности ограничений также на период, когда лицо уже прекратило ее замещать (занимать).
Еще до принятия ныне действующей Конституции Президент Российской Федерации издал Указ от 4 апреля 1992 года № 361 "О борьбе с коррупцией в системе государственной службы", в котором - с учетом того, что коррупция в органах власти и управления ущемляет конституционные права и интересы граждан, подрывает демократические устои и правопорядок, дискредитирует деятельность государственного аппарата, извращает принципы законности, - были установлены определенные запреты и обязанности для служащих государственного аппарата.
В системе действующего правового регулирования антикоррупционные меры в развитие конституционных положений предусматриваются как в специальном законодательстве о противодействии коррупции, в частности в Федеральном законе "О противодействии коррупции" и Федеральном законе "О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам", так и в законодательстве о статусе лиц, выполняющих публичные функции (Закон Российской Федерации от 26 июня 1992 года № 3132-I "О статусе судей в Российской Федерации", федеральные законы от 8 мая 1994 года № 3-ФЗ "О статусе сенатора Российской Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации", от 27 июля 2004 года № 79-ФЗ "О государственной гражданской службе Российской Федерации" и др.). Определен круг лиц, на которых распространяется действие антикоррупционного законодательства, включая как лиц, замещающих (занимающих) или замещавших (занимавших) государственные и муниципальные должности и должности государственной и муниципальной службы, так и лиц, замещающих (занимающих) или замещавших (занимавших) должности в иных связанных с осуществлением публичных функций институтах, в том числе в государственных корпорациях (компаниях), публично-правовых компаниях (далее также - лицо, занимающее (занимавшее) публично значимую должность).
В то же время вне зависимости от наличия законодательных требований и ограничений, направленных на противодействие коррупции, а также специальных механизмов противодействия коррупции использование лицом, занимающим (занимавшим) публично значимую должность, своего должностного статуса для незаконного обогащения недопустимо уже в силу действующей прямо и непосредственно Конституции Российской Федерации, ее статей 1 (часть 1), 3 (часть 1), 15 (части 1 и 2), 18 и 19 (часть 1), и представляет собой конституционно-правовой деликт, посягающий на основы конституционного строя, а недопустимость совершения этого деликта должна быть очевидна для каждого такого лица.
Граждане, добровольно избирая профессиональную деятельность, предполагающую выполнение публичных функций, соглашаются с ограничениями, связанными с приобретаемым ими правовым статусом, а потому введение особых правил прохождения государственной и муниципальной службы и требований к избравшим ее лицам, как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, само по себе не может рассматриваться как нарушение закрепленных статьями 19 (часть 1), 32 (часть 4) и 37 (часть 1) Конституции Российской Федерации права на равный доступ к государственной службе и права свободно распоряжаться своими способностями к труду (постановления от 8 декабря 2015 года № 31-П, от 29 ноября 2016 года № 26-П, от 8 ноября 2023 года № 51-П и др.). Данная правовая позиция в принципиальном плане относима и к ограничениям, связанным с занятием других публично значимых должностей.
Конституция Российской Федерации допускает ограничение федеральным законом прав и свобод человека и гражданина в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статья 55, часть 3). Определяя на основе этого положения с учетом требований статей 17 (часть 3) и 19 (часть 1) Конституции Российской Федерации критерии допустимости ограничения прав и свобод, Конституционный Суд Российской Федерации указывал, что цели таких ограничений должны быть не только юридически, но и социально оправданны, а сами ограничения - соразмерны этим целям. При допустимости ограничения федеральным законом того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями следует использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры. Публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, могут оправдывать ограничения прав и свобод, только если они адекватны социально необходимому результату. В ходе правового регулирования недопустимо искажение самого существа конституционного права или свободы, а задачи одной лишь рациональной организации деятельности органов власти не могут служить основанием для ограничения прав и свобод (постановления от 26 декабря 2005 года № 14-П, от 16 июля 2008 года № 9-П, от 22 июня 2010 года № 14-П, от 13 июля 2010 года № 16-П, от 20 июля 2012 года № 20-П, от 9 января 2019 года № 1-П, от 28 декабря 2022 года № 59-П и др.).
С учетом этих правовых позиций характер и степень ограничения права могут быть обусловлены в том числе уровнем тех угроз и рисков, на преодоление которых ограничение направлено, а также степенью противоправности и формами проявления тех действий субъектов правоотношений, реакцией на которые выступает ограничение права.
